Заметки участника встречи Сети организаций медийного саморегулирования в Кишиневе.
Автор: Юрий Казаков, специалист по профессиональной этике, сопредседатель Общественной Коллегии по жалобам на прессу
Заметки участника встречи СОМС в Кишиневе
«Мы, нижеподписавшиеся представители органов саморегулирования СМИ из Армении, Азербайджана, Грузии, Молдовы, Российской Федерации, Таджикистана и Украины,
1. Признавая роль свободных и независимых СМИ, как фундаментальной ценности любого демократического общества;
2. Разделяя заинтересованность в четких и повсеместно соблюдаемых профессиональных стандартах, призванных гарантировать служение журналистики интересам общества и соблюдение прав человека;
3. Сознавая наличие в наших странах общих проблем со становлением и укреплением демократических институтов, включая СМИ;
4. Будучи убежденными в необходимости развития тесного регионального сотрудничества органов саморегулирования СМИ в целях поддержки этической и ответственной журналистики в наших странах;
5. Учитывая, что функционирование каждого органа саморегулирования станет более эффективным и профессиональным в результате обмена информацией, опытом и передовыми практиками с коллегами из других стран; договорились о создании неформальной сети органов саморегулирования СМИ в качестве платформы для регионального сотрудничества и обмена опытом, под названием: СЕТЬ ОРГАНИЗАЦИЙ МЕДИЙНОГО САМОРЕГУЛИРОВАНИЯ (СОМС), в дальнейшем „Сеть“».
Преамбула Меморандума (Устава) СОМС, подписанного в Москве 7 октября 2011 г.
Так случилось, что с проектом самого первого документа «Сети» (далее я все же буду употреблять аббревиатуру СОМС, чтобы никого не запутать «сетью» как термином — и не запутаться в нем и с ним самому) я познакомился уже на этапе окончательного редактирования текста, доведения его коллегами до подписного состояния.
И так уж сложились обстоятельства, что я не сумел — мои извинения, коллеги! — «отрефлексировать» в пристойные сроки ход и итоги первой рабочей встречи СОМС (Кишинев, 23-24 ноября 2011 г.), собиравшейся в формате «минус один»: без представителя органа саморегулировании Таджикистана.
Может быть, и к лучшему, однако, что за предлагаемый ко всеобщему обозрению, но во многом все же специальный текст я сел не сразу. Впечатления отстоялись, ощущения прояснились. Выводы стали основательнее, ибо подкрепляются теперь и текстами, и документами, полученными от организаторов нашего ноябрьского сбора.
Что было и как прошло
Эмоционально окрашенный отчет о встрече в Кишиневе может быть сведен к простому признанию: нам было интересно в работе и в общении друг с другом с первой и до последней минуты встречи. (Смайлик — улыбка.)
Обращаясь к содержательной стороне встречи, уточню, что это была замечательная — по атмосфере активного соучастия, созданной хозяевами, по блестящей организации работы, по качеству программы, по настроению участников, — а не просто взаимно полезная (что само по себе важно) сверка представлений о конкретных ситуациях, которые поочередно предлагались к обозрению и обсуждению коллегами из разных стран, — и о реакциях на эти ситуации национальных органов саморегулирования.
Заранее объявленной целью нашего сбора был «обмен экспертными мнениями и практикой рассмотрения жалоб граждан относительно несоблюдения презумпции невиновности и защиты права на личную жизнь».
От каждого из участников ожидался доклад с описанием одного или двух конкретных случаев из собственного опыта.
Как результат — гостями были представлены пять условно «национальных» докладов (сообщений, это точнее по жанру) органов саморегулирования по заданным темам.
Устроители гостям предложили «мастер-класс»: проведение в их присутствии, но без их участия (формат «аквариума»; приглашенным была отведена заранее согласованная с каждым роль наблюдателей, но не соучастников) реального заседания Совета Прессы Республики Молдова: с рассмотрением четырех определенно не простых жалоб.
Вокруг этих двух составляющих (четыре конкретных жалобы и опыт их рассмотрения Советом Прессы Республики Молдова, а также пять «гостевых» сообщений, в процессе самой встречи обретавших плоть, становившихся рельефными, поддержанными видеосюжетами или текстовыми документами), как и было задумано, развивалась основная дискуссия по тематической программе нашей встречи.
О том, что встреча эта не записывалась с начала до конца на видео, я сожалею как исследователь и практик, работающий с журналистами на семинарах.
Тому, что наша встреча не записывалась на видео (за исключением тех сорока минут, которые длился Практикум), я радуюсь как участник, ощущавший свободу в поиске ответа на многие трудные вопросы, которые у меня и у нас возникали. Работа в режиме лаборатории позволила нам сравнивать позиции по проблемным темам честно, серьезно, открыто: не оглядываясь на возможные урон и ущерб личному экспертному статусу или публичному образу. (Условие, для члена национального органа саморегулирования не последнее по значению.)
С поправкой на сказанное — первая рабочая реплика автора текста:
Помочь точнее сориентироваться в установочном пространстве кишиневской встречи СОМС российским экспертам, не участвовавшим в ней, но также и всем тем, кто заинтересован в развитии современной российской журналистики как журналистики качественной, кто следит за развитием саморегулирования в медиасфере и медиасреде, призваны четыре предлагаемых к публичному обозрению документальных приложения.
Приложение 1 — официальная программа встречи;
Приложение 2 — список ее участников;
Приложение 3 (п.п. a-f ) — предварительные доклады, собранные организаторами.
Приложение 4 (Деонтологический кодекс журналиста Республики Молдова), а такж
Приложение 5 (справка о заседании Совета Прессы 23.11.2011) — представлю ниже и специально, в соответствующем теме разделе.
Приложением 3 , однако, требует нескольких «установочных» реплик. Вот они:
a). Собранные устроителями предварительные тексты участников — перед вами. Моя задача по отношению к этому многообразию — не толковать, но дать возможность прочитать условные «установочные доклады» всем тем, кому это полезно или просто интересно: сравнивая один с другим — и, по возможности, примеряя найденное в этих текстах к собственному или же знакомому, находящемуся в поле зрения чужому опыту.
b). Среди полученных организаторами текстов был один «неформатный», не из опыта органов саморегулирования. Вниманию участников он был предложен Юлией Голодниковой, представлявшей на нашей встрече (см. Приложение2) Кафедру межъязыковых коммуникаций и журналистики ТНУ им. В. Вернадского, Украина, Крым.
Получив текст Юлии из Кишинева уже по возвращении домой (на встрече этот текст не обсуждался; Украина как член СОМС была представлена текстом и сюжетами Михайлы Батига, члена Комиссии по журналистской этике Украины) я решил все же не отделять его от текстов, представляющих позиции органов саморегулирования: по понятному эксперту-практику соображению «выявление скрытых угроз», носящему в заголовке текста эксперта-теоретика характер предупреждения-предостережения.
c). Пояснения к двум делам, рассматривавшимся российской Общественной коллегией по жалобам на прессу, а также отчет работе по пункту «Практикум», который закладывался в программу российским, — ниже; что называется, в свое время.
С общим впечатлением и предварительными замечаниями разобрались.
Что касается содержательной части отчета, то начинать ее следует, разумеется, с пункта, который и в повестке дня встречи стоял первым, обозначаясь короткой строчкой:
«09.00-11.00.Заседание Совета Прессы Молдовы».
Заседание Совета Прессы Молдовы: реплики наблюдателя-практика
Реплика в порядке справки: обоим российским органам саморегулирования — и Большому Жюри СЖР, и Общественной коллегии по жалобам на прессу нечасто, но случалось рассматривать в одном заседании по две жалобы.
Но рассмотреть и разрешить за два часа заседания четыре (!) жалобы — это, конечно, не просто другой темп рассмотрения информационного спора.
При общности методологии, объединяющей, по сути, все виды и разновидности, типы и модели саморегулирования (саморегулирование — предлагаю рабочую гипотезу тем, кому интересен жанр взаимного обогащения поиском, — обнаруживает себя как институтом, так и методологией, системой поддержания, продвижения и реализации основных принципов, работающих в сфере профессиональной этики), перед нами в «варианте Молдовы» все же — другое основание и во многом другая технология работы органа саморегулирования.
Как первое, так и второе определенно заслуживает внимания и рефлексии.
Что касается технологии работы Совета Прессы Молдовы, то ее основной элемент или прием состоит в сличении/сверке предполагаемого (описанного жалобой) отступления слова или дела (поступка) журналиста от прописанной профессиональной нормы. При этом сама технология обнаруживается модельной, характерной для той категории органов саморегулирования, суть основных усилий которых сводится, по существу, к восстановлению порядка при нарушении согласованных правил честной игры.
Органы саморегулирования, работающие в этом режиме, имеют дело с реальной прессой. Точнее — с конкретной совокупностью средств массовой коммуникации официально, с формальным признанием этого факта, развернувшихся лицом к своего рода этическому комплексу журналистской профессию И выразивших готовность принять в качестве обязательного для себя (фактор «честного слова») некоторый свод конкретных медиаэтических, прежде всего — именно профессионально-этических ориентиров.
Комплекс профессии, о котором идет речь, в обеих своих проекциях (как вовнутрь медиасреды, так и вовне ее, т.е. к сведению и учету общества и государства) и выражает, и отражает ценностно-нормативную систему (ЦНС) журналистики в ее современном (многообразном) виде. Достаточно далеком, придется признать, от вида рубежа XIX-XX веков т.е. от самых первых признаков обнаружения журналистикой своей принадлежности скорее к профессиям, чем к специальностям.
Наиболее понятное и известное воплощение этот комплекс находит в конкретных профессионально-этических документах (не обязательно именуемых «кодексом», кстати сказать), представляющих эту самую ЦНС реальной журналистики с большей или меньшей точностью, конечно же, с различной полнотой. И, куда денешься, с поправками, иногда значительными, на специфику конкретных обществ и характерной для них прессы.
При множестве и многообразии отличий, решающую роль в том, что проявляет себя как этический комплекс профессии, играют не отличия, а совпадения: в главном, сущностном. Определяющем суть журналистики и ее место в средствах массовой коммуникации (СМК). А следом — и характер связей СМК (именно как носителей той определяющей, фундаментальной для них субстанции, именуемой журналистикой) с конкретным обществом и конкретным человеком.
В модели саморегулирования (и типе взаимоотношений его субъектов), которую мы находим в Молдове, конкретные позиции кодекса служат одновременно и нормативным ориентиром для той части прессы, которая признает свою принадлежность к данной структуре саморегулирования, и контрольным ориентиром для органа саморегулирования, поддерживающего в этой сруктуре «профессионально-этическое» равновесие именем «верности данному слову».
Чтобы представить себе, как эта модель выглядит в реальной жизни — схематическое описание заседания Совета Прессы Молдовы (с поправкой на однократность опыта живого наблюдения, разумеется, — даже и при четырех рассмотренных при нас жалобах).
Рисую схему (протокол, процедуру, но и то главное, что через них, но над ними): члены Совета Прессы заслушивали жалобы, которые представлял Ответственный секретарь Совета. Следом слово получали заявители, податели жалобы. (В нашем случае заявители были представлены в единственном случае из четырех, при рассмотрении жалобы футбольного клуба.) Далее шел этап углубленного изучения существа спора и сверки ощущений и мнений членов Совета. И, наконец, члены Совета «привязывали» свои мнения, ощущения, возражения, замечания по части предполагаемых нарушений норм и принципов журналистской этики, к конкретным позициям Деонтологического кодекса журналиста Республики Молдова.
Решения, выработанные и принятые непосредственно за столом, в присутствии подателя в том числе, конкретной жалобы, оказывались предельно лаконичными, простыми, отсылочными по содержанию: нарушено то-то и то-то. (См. Приложение 5).
Переходя от схемы к картинке, позволяющей показать детали заседания, отмечу, что члены Совета, легко переходили с языка на язык. (Двое из них предпочитали на «нашем», по крайней мере, заседании говорить по-русски; остальные четверо начинали отвечать им на русском же, но достаточно быстро возвращались в привычный языковой строй.) И демонстрировали не только серьезное знание и понимание смысла позиций Деонтологического кодекса, но готовность и способность спорить, сверять свои впечатления и представления о конкретных ситуациях с позициями нормативными, но ведь не всегда носящими характер однозначного, жесткого предписания.
Не полагаясь на свои фрагментарные записи («гостевой» группе всё и непрерывно переводилось на русский, проблема, однако, состояла в том, что нужно было или смотреть, или записывать), я по возвращении, все же запросил у хозяев встречи справку о рассматривавшихся при нас делах и о принятых по ним решениях.
Ответ Петру Маковея (Ответственного секретаря Совета Прессы, организационного — и не только — мотора и самой встречи СОМС, и того заседания Совета Прессы, которое, задало тональность и динамику нашей совместной работы) обозначаю как Приложение 5.
Вокруг заседания Совета (1). Комплекс. Кодекс. Мода?
Уточню, что многие детали того «фактического», о чем сейчас скажу коротко, упоминая только самое важное для понимания специфики увиденного заседания, заинтересованный читатель найдет на сайте Совета Прессы Молдовы.
Начну с констатации: этот Совет, основанный два года назад шестью общественными ассоциациями (учреждениями) и состоящий из девяти членов (в «нашем» заседании участвовало шестеро из девяти), при рассмотрении конкретного информационного спора проводит ровно ту же работу, что и, например, куда как более старый и опытный Германский Совет по печати. А именно: внимательно, добросовестно уточняет сначала представления о сути и о деталях конкретного информационного спора (выстраивая максимально точный «образ конфликта»). А затем сличает этот «образ» с нормативной матрицей: в данном случае — с соответствующими позициями и пунктами Деонтологического кодекса журналиста Республики Молдова (ДКЖРМ) (Приложение 4).
ДКРЖМ, официально признаваемый «новой редакцией» прежнего Деонтологического кодекса (на мой взгляд — радикально обновленный, глубоко переработанный документ; разве что дальний родственник предшественника) — плод пятимесячной разработки правильной командой, в которой молдавские эксперты работали рука об руку с экспертами в области СМИ, представлявшими Совет Европы, и правильной «выдержки» до момента утверждения. (Хороший кодекс, что давно известно, выращивается и выдерживается — именно: как хорошее вино.) Утвержден ДКРЖМ был во Всемирный день свободы печати, 3 мая 2011 года, на конференции, организованной Совместной программой Европейского союза и Совета Европы «Программа поддержки демократии в Молдове».
Это все — формальная сторона, бэкграунд документа.
Содержательное представление его сведу вот к какой констатации: ДКРЖМ, если совсем коротко, я нахожу сильной, качественной комбинацией «традиционного» журналистского кодекса и достаточно универсального профессионального стандарта.
Оценивая достоинства Деонтологического кодекса в качестве рабочего ориентира (а для нормативного документа это важнейший критерий оценки), скажу так: я полагаю, что следование духу и букве этого документа позволяет ответственному, дорожащему свободой слова и стремящемуся быть цивилизованно успешным журналисту уверенно определяться с профессионально правильным в ситуациях стандартных, повседневных. И (случай, встречающийся много реже) достаточно надежно ориентироваться во многих ситуациях повышенного профессионально-морального риска.
Пытаясь понять, как удалось разработчикам выйти на такое качество документа, высказываю догадку, которая самим разработчикам может показаться банальностью: ДКЖРМ изначально выстраивался как явление практичное, прагматическое в основе (применительно к самой журналистике), но при этом удерживающее линию горизонта профессионально-гражданских ценностей. Как инструмент приведения к цивилизованному (в современном европейском понимании) порядку пространства, которое, уже согласилось с необходимостью не только правового, но и медиаэтического упорядочения своей повседневной деятельности. И более того: как часть конструкции упорядочения медиапространства, готового признать верховенство на своей территории и в новых условиях именно журналистики, а не пиара, рекламы, маркетинга и многих других составляющих того «многожильного провода» (этот замечательно внятный зрительно, и не специалисту понятный образ использует Борис Николаевич Лозовский), который представляют собой современные средства массовой коммуникации.
Для тех, кто не пропустил в только что сказанном признаки сразу двух революций, не случившихся пока еще, увы, в медиапространстве России, но стоящих за принятием Деонтологического кодекса журналиста Республики Молдова, сформулирую еще один вывод, находя ему подтверждение в увиденном по ходу заседания Совета Прессы.
Формирование ДКЖРМ — и как концепта, и как конструкта — обнаруживает себя звеном серьезного социального проекта (затрагивающего не только прессу, но и общество) радикального обновления основ жизнеобеспечения, а не просто жизнедеятельности системы саморегулирования медиа в Молдове.
То, что 3 мая 2011 года было зафиксировано добровольное согласие на подведение под систему саморегулирования — на основании ДКЖМ — 84 субъектов медиапространства (18 «национальных медийных учреждений», читай: СМК; 7 «новостных порталов»; 15 «медийных учреждений/ профильных учебных заведений»; 44 «региональных/местных медийных учреждений»), говорит о том, насколько комплексным и подготовленным оказался импульс саморегулирования медиа в республике. Но также и о том, насколько сильным и точным должен был оказаться ответ на удовлетворение ожиданий, сконцентрированных в этом импульсе.
Даже если часть этих ожиданий обнаружится — при ближайшем рассмотрении или со временем — «вмененной» или «наведенной», а не выношенной (ситуация характерная для такого социально-культурного явления, как мода), я лично буду с большим интересом следить за развитием молдавского опыта саморегулирования, относя сам образец, как было сказано выше, к серьезным социальным проектам.
Мода на честную журналистику? А почему бы и нет.
Мода на то, чтобы оказаться отнесенными к категории «достойная пресса»?
Да ведь и представить себе ничего лучшего невозможно, по большому счету — для упрочения взаимного доверия прессы и общества.
Вокруг заседания Совета (2). Стандарт, шаблон и нравственное чувство
В повествовательный по характеру, смыслу, интонации текст пора, однако, вводить предупреждающий знак, подавая сигнал к концентрации внимания.
Как исследователь пространства профессиональной этики журналиста; как теоретик, не раз и не два обращавшийся к проблемам становления саморегулирования; как практик, постоянно разрешающий с коллегами информационные споры с выраженным профессионально-этическим началом, я полагаю полезным вернуться к только что сказанному об импульсе ожидания и его удовлетворении — но под несколько измененным углом зрения. А именно: сформировать охлаждающий, предохраняющий от внезапного перегрева «мотор» саморегулирования импульс предотвращения или блокирования угрозы «переоблегченного» подхода к технологии и процедуре сопоставления данности в сфере практической журналистики с образцом, с прописанными в профессионально-этическом документе «нормой» и «предписанием».
Отходя на некоторое время от Совета Прессы Молдовы и его живого опыта, делая шаг в сторону, но оставаясь при этом в пространстве сопоставительного подхода, состоящего в сравнении сущего с искомым, формулирую скрытую угрозу, заложенную в самом этом подходе — и ровно потому нуждающуюся в постоянном удержании ее в зоне внимания и самоконтроля органов саморегулирования, в том числе, -следующим образом: перенесение в пространство саморегулирования принципа «plug and play», революционно преобразовавшего в прошлом веке взаимодействие человека с бытовой электроникой.
Подходы «сравни и сделай вывод» и «подсоедини и запусти», разнесенные чуть ли не по разным планетам, легко сводятся в точку, к сожалению. «Подсоедини» шаблон — и «запусти» процесс: сначала — сличения сущего с предписанным, а следом и вынесения приговора (порицания, предупреждения именем профессиональной этики) тому, чье слово или образ действий с прописанным нормативно не совпали, — и просто умой руки.
Формально — ты выполнил функцию упорядочения медийного пространства, приведения его именно к договорной¸ а не какой-то другой норме. На деле же (ситуация спорной или плохо прописанной позиции нормативного документа; ситуация неточной экспертной оценки информационного спора или его элемента; ситуация, когда члены Совета недостаточно «продвинуты» в специальности, именуемой «профессиональная этика журналиста», и т.д.), ты попал в ловушку простого но не верного вывода из сравнения/сопоставления. И, в случае фактически неизбежной ошибки (а с ней и запуска цепи ошибок), сделал шаг к разрушению профессии (именем саморегулирования), нанося в то же время (травмировав профессию и нарушив ее взаимоотношения с обществом) и травму обществу.
Понимая, какую волну поднимаю, предостерегая от облегченного отношения к подходу «простого сличения с нормативным», уточняю две позиции.
Первая: саморегулирование всегда и везде работает в логике «оглядки на норму», т.е. речь может идти разве что о частностях, деталях технологии, выход за пределы которой означает не свободу, но произвол. (Дьявол, давно известно, кроется именно в частностях, деталях.) Т.е. ловушка, о которой я говорю, относится, по большому счету, к любой модели саморегулирования. А, следовательно, и сказанное о режиме профилактики, опережающего самоконтроля относится также к любому, по сути, органу саморегулирования.
Вторая позиция: угроза попадания в ловушку простого, но не верного сравнения/сопоставления тем слабее, чем сильнее сам орган саморегулирования. Что означает, в том числе: чем основательнее его члены подготовлены к пониманию того, что профессионально-этическая норма не имеет отношения к шаблону и шаблоном не выверяется, — даже и к случаях, когда профессионально-этическая норма обнаруживается максимально приближенной к правовой, и которые именно в этой логике могут определяться как «профессиональный стандарт». (Здесь я говорю только об одном из многих прочтений «профессионального стандарта»: привычно звучащего словосочетания с достаточно неустойчивым, как это ни покажется кому-то странным, или же недостаточно устоявшимся терминологическим основанием.)
Чтобы не возвращаться к теме «шаблона» и устранить возможные разночтения по разделению простоты как достоинства и «простоты» как угрозы от сверхпримитивизации процессов и процедур сравнительного подхода, напомню простую производственную картинку. Шарик, элемент будущего шарикоподшипника, должен провалиться на одном из этапов технологического процесса в то конкретное отверстие, которому максимально соответствует по факту — соответствуя, тем самым, нужному типоразмеру готового изделия. Все дороги к этому изделию размечены утвержденным стандартом (я сказал бы по привычке: государственным стандартом, ГОСТом), включая и параметры того шаблона, диаметр того отверстия, в которое должен провалиться полуфабрикат: заведомо круглый, а не кубический, стальной, а не деревянный и т.д.
В журналистике шаблона не бывает по определению, да ведь и стандарт в ней не может быть ни государственным, ни предписанным какой-то частью общества.
Т.н. «профессиональный стандарт» всегда — профессионально-общественный по факту установления и существования; он — баланс, сближение граней того, без чего не может обойтись, не утрачивая своей природы, журналистика (тут — давление со стороны условного профессионального начала, слабо фокусирующегося, в том числе, в силу особой природы журналистской профессии), и того, чем и каким предпочитает видеть журналистику условный пользователь. (Тут давление, порой очень сильное, но разнонаправленное, со стороны заведомо не однородного общества, выражение, в том числе характерных для различных его частей состояния умов и проявлений нравственного чувства).
Сказать об этом важно именно потому, что абсолютизация «профессионального стандарта», отношение к нему как к эталону, под который непременно должна подстраиваться пресса, переводит «проблему стандарта» в проблему все того же шаблона. За стремлением «продвинуть» журналистику к некой универсальной этической норме сам я вижу не отсвет новых добродетелей, а тень приборов и процедур, с помощью которых одни соотечественники по форме черепа разделяли других на «чистых» и «нечистых». Понимая жесткость, и известную некорректность привлечения этой аналогии в полемические заметки о саморегулировании, скажу в оправдание, что моя задача — напомнить о специфике живого, о его готовности подрастать и видоизменяться, развиваясь. И о старой традиции «упорядочивать» разное жесткой формой. «Компрачикосы» были ярким, но ведь не единственным проявлением этой «традиции».
Вокруг заседания Совета (3). Попытка закрепления тезиса
Недостаточный учет органом саморегулирования живого начала в журналистике (а именно эта беда находит выражение в переупрощенной процедуре сличения, в том числе, и заведомо сложной ситуации информационного спора с «подходящей к случаю» позицией или группой позиций уже и без того предельно упрощенного нормативного ряда, заключенного в оболочку профессионального стандарта, именуемого порой без каких-либо к тому оснований «профессионально-этическим») представляется мне чрезвычайно рискованным и для журналистской профессии, и для самого института (а не только органа) саморегулирования. Прошу прощения, что повторяю сказанное выше, по сути, меняя порядок слов в предложении: мне очень нужно, чтобы этот простой, но не очевидный для многих постулат, начал, наконец, обсуждаться и журналистским сообществом, и самими органами саморегулирования.
Достаточно представить себе гремучую смесь сырого, небрежно или неумело собранного, но определенного «профессионально-этическим», «нормативным» и «контрольным» документа и недостаточно квалифицированной институции, именующей себя «органом саморегулирования» чтобы всерьез обеспокоиться ситуацией, в которой формально все, вроде бы, на месте. Тут — жди беды, ее отсутствие — вопрос времени.
Но даже и в ситуации вполне благополучной (и «стандарт» как система норм и предписаний неплох, и «орган» вполне работоспособен) ориентация на соответствие стандарту как высокой профессионально-общественной ценности способна сыграть и с системой саморегулирования, и с профессией дурную шутку. Особенно в случае, когда именно «жесткий» способ сверки полагается поддерживающим достоинства документа, «парным» к нему. Не по злому умыслу или недосмотру сыграть, а по замечательно точно зафиксированному сверхлексической единицей «хотели как лучше» несоответствию средства цели. По подавлению (спровоцированному охранительной установкой) этического импульса поиска новых горизонтов свободы или слова журналиста «гасящим», удушающим импульсом поверки нового, заведомо не стандартизированного, шаблоном как инструментом «от самого» профессионального стандарта. По существу, абортируя новое, препятствуя его появлению, такой подход вполне способен производить впечатление удерживающего планку профессии, поддерживающего легитимность и силу стандарта как эталона надёжных, верных представлений о долженствовании.
«Стандарт», в том числе и профессиональный (уж такова его природа, с которой обязательно следует считаться) не ориентирован навырост. По природе своей он попросту не может работать на обогащение профессии внерегламентным этическим «кислородом», — если последняя метафора понята и принята.
Возвращаясь от общего к частному, к «мастер-классу» продуктивного сличения «образа» информационного спора с действительно договорной (т.е. добровольно признаваемой значимым для себя ориентиром конкретными СМК, а не просто отдельными журналистами) и, что важно, достаточно гибкой, пластичной профессионально-этической матрицей, которую представляет собой в молдавской модели ДКЖРМ), скажу сегодня, после Кишинева, определенно не совсем то же, что говорил бы без этого нового для себя «восточного» опыта. (Уточнение «восточный опыт» важно: институты и механизмы саморегулирования медиа в т.н. «новых демократиях» — при определенных, а часто весьма заметных различиях этих самых «новых» друг от друга, — работают все же в радикально иной, чем в демократиях «старых», не устоявшейся, слабо подготовленной к ним среде.)
Не снимая озабоченности, связанной с латентными угрозами, о которых говорилось выше, именно после Кишинева я готов не снять, но смягчить давние свои тезисы о том, что установка органа саморегулирования на поддержание «уровня ординара» в журналистских практиках (именно в логике прямой сверки/сличения «образа» с «образцом») повышенно травматична для прессы — и травмоопасна для общества, во-первых. И что она, во-вторых, установка эта и ее реализация категорически — никогда и нигде — не должны проходить ни у «саморегулирующих», ни у «саморегулируемых» по графе усилий по поддержанию профессионально-этического начала в журналистской среде. За «стандартом» профессионально этического начала (как работы «навырост» профессии) нет по определению, а коли так...
«Мастер-класс» в Кишиневе предъявил нам, разным, замечательно компактную и, что принципиально важно, хорошо сыгранную команду Совета Прессы. (Начав искать аналогии «в параллельных мирах», я понял, что команду эту без малейшей натяжки готов представить — к вопросу о «сыгранности» — и с музыкальными инструментами в руках, и на волейбольной площадке: по одну сторону сетки, разумеется. Но по серьезному счету Совет — очень рекомендую зайти на приведенный сайт и посмотреть там его состав — это сплав сильных практиков и специалистов, действительно основательно разбирающихся в профессиональной этике. Сильные, моторные лидеры на позициях председателя и ответственного секретаря, внятные, цепкие, деятельные члены, — и решительно никаких «свадебных генералов».)
Ровно в силу сказанного я сдаю рубеж, защита которого чем дальше, тем больше напоминает мне странноватое положение на известной скале известного отца Федора — в отсутствие команды санитаров с правильной лестницей. (Неужели все-таки астероид?) И обозначаю заметно смягченную, «посткишиневскую» позицию следующим образом.
Я отказываюсь от объявления своего давнего тезиса, связанного с поддержанием органом саморегулирования «профессионального ординара» как ординара именно «профессионально-этического», повсеместным и всепогодным, во-первых. Везде и повсюду погоду в саморегулировании, климат в нем, характер и результат жизнедеятельности органов саморегулирования определяют, в конченом счете, конечно же, конкретные люди. (Да простится мне эта банальность; для исследователя и теоретика она сложнее по артикуляции, чем может показаться даже и самому сильному практику.)
Во-вторых, я просто выражаю надежду (ничем не подкрепленную увы; не исключено, что автор продвигается в сторону конструкционистского прочтения проблем; смайлик — помигивание) на то, что само словосочетание «профессионально-этический ординар» заставит обеспокоиться хотя бы наиболее чутких на ухо или на глаз членов органов саморегулирования в России. И что проблема не найдет разрешения простейшего, — скажем, путем переноса ударения произносящего это словосочетание на слово «ординар».
В-третьих, мой отказ от прежней, жесткой позиции скорее все же провокативен (в самом деле, астероид?), чем вынуждаем новыми реалиями, поскольку исходит пока что из однократного, т.е. ситуационного («после Кишинева) опыта испытания на излом. Прецедент же Молдовы отличает сочетание на одной площадке однократных, по большому счету, ингридиентов успеха. Конкретно — такого именно документа в качестве «образца», как Деонтологический кодекс журналиста Республики Молдова, — с его замечательно удачным соединением «высокого» с практическим. (Я говорю о качестве этого документа, не продвигая его в качестве тиражируемого образца; для других — почти наверняка — он не подойдет: будет или жать, или сваливаться с плеч.) Такого именно, как в Молдове, под- или прикодексного медийного пространства. (И примедийного тоже, на всякий случай: читатель, надеюсь, обратил внимание на список кафедр и факультетов, занятых подготовкой журналистов, в реестре «подписантов», вводящих кодекс в действие.) Такого, наконец, как именно тот Совет Прессы, усилия которого мы — извне «аквариума» — наблюдали при рассмотрении конкретных информационных споров.
Вокруг заседания Совета (4). Пояснения к российским жалобам
Представляя реалии российской Общественной коллегии по жалобам на прессу, я выбрал два заведомо прецедентных случая. Каждый из которых, обращу на это внимание, отвечал сразу обоим запрошенным условиям, т.е. рассматриваться мог как в одной, так и в другой тематической «линейке».
Две жалобы А.А. Плескачева (Москва) и итоговая реакция на них Коллегии (Решения №№ 58 и 59) показались мне заслуживающими внимания коллег по СОМС и по очевидной серьезности обсуждавшейся конфликтной ситуации (СМИ «по простому» ретранслируют тяжелые обвинения в адрес конкретного человека «с голоса» силовых структур, без малейшей попытки проверить «слитую» им информацию). И, что важно, по обнаружившему себя по итогам рассмотрения спора очевидному и досадному бессилию органа саморегулирования повлиять на конкретную личную, человеческую ситуацию серьезнее, глубже, чем просто квалифицированным исследованием информационного спора и достаточно определенными выводами.
Жалоба И.Г. Ясавеева (Казань), рассмотрение которой завершилось принятием Решения № 66, показалась мне интересной для нашей встречи, во-первых, по профессионально-гражданскому характеру. (Гражданин, отец троих детей и при этом преподаватель университета, отказался мириться с накатанным, устоявшимся рейтинговым подходом «криминальной программы» независимой местной телекомпании, выходящей в прайм-тайм и постоянно использующей «жесткие» и даже откровенно «жестокие», переполненные насилием сюжеты.) Во-вторых, по единственному в своем роде прецеденту явного, но действительно замечательного во многих смыслах нарушения Коллегией собственных (уставных!) правил и процедур, созданному при рассмотрении именно этой жалобы. (Разделение ad hoc коллегии на два корреспондирующихся ядра; «распечатывание» второй, закрытой по обычаю части заседания; принятие решения, что называется, не отходя от обоих столов заседания — и немедленное оглашение его проекта.) И, наконец, по неожиданному, никак не просчитывавшемуся участниками заседания «переходу» этого «взрывного» прецедента в попытку профессионально-этического нормотворчества, предпринятую сотрудниками «Перехвата». В не очень внятный по характеру опыт инициативной разработки «Перехватом» некоего нормативного документа: «Свод этических правил программы „Перехват“ (проект)».
Вокруг заседания Совета (5). Прецедент Практикума
Предлагая пунктом программы Практикум «Этический стандарт для криминальной хроники? Опыт сверки представлений о должном и допустимом на современном ТВ», я с самого начала предполагал сфокусировать наши заведомо не одинаковые представления о предмете, вынесенном в его заголовок, а равно наш очевидно различающийся опыт урегулирования (или же разрешения, что не одно и то же) информационных споров на конкретной «ситуации „Перехвата“».
Для начала — на «пятачке» конкретного, рассматривавшегося нами выпуска этой «криминальной» телепрограммы, дважды в вечер (и оба раза — в «прайм-тайм») подаваемой «к столу» сотнями тысяч телезрителей в Казани. (Столица Татарстана, «миллионник», расположенный всего-то в 800 километрах от Москвы, описываемый во всех справочниках как крупный «индустриальный, научный, культурный центр» — моя родина, город в котором я родился, учился, начинал первую, журналистскую биографию; это все еще толща, по счастью, моих человеческих связей.)
Ну, а далее, если получится, — по пунктам или по впечатлению того проекта «Свода этических правил программы „Перехват“», который через несколько месяцев после нашего заседания был получен мной от «заявителя» (в нашем споре) Искандера Ясавеева: преподавателя факультета журналистики и социологии Казанского (Приволжского) Федерального университета, известного исследователя, человека с активной, деятельной гражданской позицией: по складу сознания, души, характера.
Надеюсь, что никого и никак не «подставлю», уточнив, что на вторую, «семинарскую», а не «аседательную» часть рабочего дня в Казани членов Коллегии по жалобам на прессу, пришла и даже согласилась занять трудное место отвечающего на вопросы Ольга Лаврова, редактор и ведущий программы «Перехват».
Именно от Ольги г-н Ясавеев, не умывший руки после принятия Коллегией Решения № 66, продолжающий наблюдать за «Перехватом» и не оставляющий надежду что-то в нем решительно изменить, побуждая сотрудников программы становиться и в самом деле тележурналистами, получил на каком-то этапе переписки проект, заслуживающий безусловного интереса и как факт реакции конкретного СМИ на критику органа саморегулирования (в том числе, скажу так), и как факт неправомерного употребления, как мне показалось, словосочетания «профессионально-этический» в названии документа.
И.Г. Ясавеев счел полезным проконсультироваться по этому тексту и его характеру со мной: как сопредседателем Коллегии, председательствовавшим в том самом заседании, по ходу которого было выработано решение по его жалобе на «Перехват». А я, упомянув о самом факте появления проекта «Свода этических правил...» на ежегодной европейских органов саморегулирования (AIPCE) в Москве (октябрь 2011 г.), счел интересным и полезным сфокусировать внимание на этом тексте коллег по первой рабочей встрече СОМС.
Предлагая к обсуждению проект «Свода...» по ходу «Практикума», я рассчитывал на тройной эффект.
Первый ожидался ощутимой прибавкой во взаимопонимании самих участников встречи. Не вообще, уточню, а при обсуждении темы возможностей перемен к лучшему усилиями самих журналистов. Каковых к усилиям такого рода может побудить (пробуждая профессионально-нравственное начало: то самое нравственное чувство, но в зрелой, «отрефлексированной» и при этом прикладной, профессиональной оболочке), конечно же, конкретный орган саморегулирования.
Сразу скажу, что первый из ожидаемых эффектов проявился, но был ощутимо смазан личной позицией одной из участниц нашей встречи, которая по ознакомлении с конкретным выпуском программы «Перехват» попросту отказала этой программе в своем доверии. Отказала настолько, что отказалась рассматривать и обсуждать «Свод...», воспринимая его как отмазку, уловку или даже «операцию прикрытия». (Слова мои, но суть ее позиции я выражаю достаточно адекватно.)
Во избежание разночтений в вопросе — права или не права была эта наша коллега, — предупрежу, во-первых, о том, что она выразила личное мнение и выразила достаточно убедительно. (Позиция отторжения на уровне едва ли не физиологическом — нормальна для нормального человека.) Во-вторых, предупрежу о том, что не считаю полезным воспроизводить публично (на сайте Коллегии) прошлые грехи «Перехвата». Что означает: на сайт Коллегии приложением к данному тексту не будет вывешен тот выпуск программы «Перехват», который рассматривался Коллегией при обсуждении жалобы И.Г. Ясавеева и который увидели (проверяя «чистоту» Рещения № 66) участники встречи в Кишиневе. Приложением к данному тексту читатель обнаружит ссылку на адрес, по которому «Перехват» доступен в его нынешнем, именно сегодняшнем виде.
Второй эффект рассматривался практическим поддерживающим. Затевая Практикум, я еще не пришел к окончательному выводу, признаюсь, предложу ли рассмотреть коллегам конкретные пункты проекта «Свода...», собирая основную реакцию (международную, представителей пяти национальных органов саморегулирования, чтобы не позабыть о формате моей консультации) именно на них, т.е. обсуждая документ как некую дробность, свод частностей. Или всё же предложу коллегам сконцентрировать внимание на документе «в целом», как на первом проявлении данности, которая как бы призывается определять (коли «проект») дух, стиль, подход программы «Перехват» к своему пользователю.
К моменту открытия обсуждения выбор был сделан, документ мы рассматривали как концепцию, а не как конкретный конструкт. Именно это, позволяет мне, во-первых, уверенно утверждать, что мы, выражая какие-то оценки, не задели ненароком редакционной свободы. И, во-вторых, что мы действительно стремились помочь редакции «Перехвата» (на случай, если бы она обнаружила к этому интерес) посмотреть на документ изнутри профессии, но в известном смысле снаружи. Имея в виду не только международный характер консультирования меня коллегами (это важный момент; никто из нас не полагал себя консультантом «Перехвата»; консультирование в отсутствии запроса — не консультирование; любая попытка имитации такого процесса не может признаваться этически оправданной), но и попытку перевести взгляд с тактического уровня (элементы конструкта) на стратегический (концепция профессионально-этического документа).
Выше я написал о том, что участники встречи не работали под видеокамерами, и это обеспечивало нужную свободу дискуссий. Тут — чистая правда, мое личное ощущение.
Но Практикум был записан по моей просьбе и на мою домашнюю камеру целиком: по-домашнему же бесхитростно, без владения «оператором» (впервые взявшей в руки камеру вообще — или камеру в 200 граммов весом, в частности) элементарными навыками записи. Запись неважная, звук плывет, лучше того, что говорят участники, слышан (акустика комнаты) перевод того, что они говорят, на румынский для Иоанны Авадиани, выступавшей на нашей встрече в странном, но точном, как оказалось, качестве очень сильного «международного эксперта». Но что делать? Имеем, что имеем.
Предполагалось, что запись будет передана прежде всего в редакцию «Перехвата», разработчикам проекта «Свода...», но не только. Учитывая тот факт, однако, что установить прямую связь с редакцией программы «Перехват» мне в свое время, сразу по ознакомлении с проектом «Свода...», так и не удалось (ответа на достаточно серьезное письмо на почту Ольги Лавровой я ни в какой форме не получил, увы), что связь эту не удается восстановить теперь и И.Г. Ясавееву, которого я попросил об этом специально, рассказав о нашем кишиневском Практикуме, поступаю так, как полагаю полезным: выкладываю на сайт Коллегии Приложением 6 запись Практикума. И ровно потому, что у видеозаписи плохая аудиоподложка, добавляю к видеоряду аудиограмму (Приложение 7): запись на мой диктофон. Оба текста — сплошные, без остановок, без редакторской правки. Кому любопытно — спасибо за проявление интереса. Кому полезно — готов отвечать на дополнительные вопросы.
Обязательно уточню вот что: предупредив о ведущейся видео- и аудиозаписи коллег в самом начале Практикума, я не запрашивал их согласия выкладку видео- и аудиотекстов на сайт. Ровно потому, что первая же просьба о редактировании текста поставила бы под угрозу адекватность передачи хода обсуждения «ситуации „Перехвата“» в Кишиневе.
Что касается третьего — прогностического — эффекта, ожидавшегося вероятным, то тут приходится признать, по сути, полное недоверие участников встречи к тому, что проект «Свода...» позволяет надеяться на вероятность изменения редакционных подходов программы «Перехват». Если всерьез — на изменение редакционной политики телеканала «Эфир», так и не приславшего представителя на (казанское!) заседание Коллегии. А если уж совсем без дураков, то на сколь бы то ни было серьезную подвижку представления о допустимом на телеэкране владельцев телеканала, которых очевидно устраивает прежний, разве что чуточку менее одиозный по используемым приемам «Перехват».
Ровно вчера я получил из Казани ссылку, позволяющую увидеть, что представляют собой сюжеты этой программы сегодня. Выкладываю ссылку на новый сайт телекомпании эфир: http://телекомпанияэфир.рф/. Выговариваю не без труда: открывайте — и заходите на «Перехват». Вот такой он, «один из самых высокорейтинговых проектов России».
Из гостей
Не переводя дыхания: закончен ли «сюжет „Перехвата“» для Общественной коллегии по жалобам на прессу? Не знаю пока. Убежден, что рассмотренная Коллегией жалоба г-на Ясавеева на эту программу не была последней. Но вот примем ли мы к рассмотрению следующую жалобу, когда и если она поступит?
Строго говоря, ровно с этого вопроса начинаются совершенно другие темы: об эффективности органов саморегулирования, О способах повышения их действенности. О временных пределах — или даже о праве на существование — органов, которые не научаются вовремя быть или восприниматься действенными, работающими на результат.
Пока вспоминал «на бумагу» детали встречи в Кишиневе, пришел к окончательному выводу, что самое правильное возвращение «из гостей» — это настоящее, серьезное обращение к теме: «а что дома»?
Это постановка трудных вопросов — с попыткой получения честных ответов на них:
Что же на деле представляет собой нынешняя Общественная коллегия по жалобам на прессу, что у нее в реальном «активе». А что — в «пассиве», о котором мы и внутри-то как-то все не соберемся поговорить всерьез.
Каковы сильные и слабые стороны этой вполне почтенной по послужному списку институции?
Что нужно сделать (и нужно ли что-то делать) для того, в том числе, чтобы вопросов, схожих с только что заданным в качестве примера внутренней, вполне риторической формально полемики (если жалоба поступит повторно — примем, хорошо понимая, что не принять не можем, но вот рассмотрение ее — и следующей, м пятой, — ровно ничего не изменит даже и по конкретному адресу: пока, по крайней мере), попросту не возникало?
Я назвал эти заметки «Воспоминания о будущем, или Бегство вперед?», сознательно соединив через запятую название известного фильма с названием менее известного сборника братьев Стругацких. Вопрос — усложняя «склейку» — от ситуации, по жизни.
В сфере саморегулирования различные пласты, различный опыт, увы, через запятую не соединяется: даже и при приближении к ним вопросительных знаков.
Если честно, нам, «коллегиальным» просто ничего другого не остается, всерьез отнестись к замечательно парадоксальному призыву Станислава Ежи Леца: «Будем сами дуть в свои паруса».
В этой публикации я попробовал начать это делать, надеясь на оживление полемики по саморегулированию «как таковому»: с оглядкой на не наш, во многом не близкий нам, но при этом во многом замечательно интересный и полезный опыт.
В следующей публикации попробую продолжить тему с оглядкой именно: на домашнее.
