Владимир Вельможин
Несутся кошмаром
О фестивале Луизы-бульдозера на клязьминском берегу и Луизиных однонотных свистульках.
Заместитель руководителя щелковской районной администрации Н.Тамбова прислала мне по электронной почте письмо. Просит «в связи с поступившим обращением <…> опубликовать опровержение статьи «Сжег себя в алкогольном пожаре ( см. «Впрямь» №5/2016), посвящённой загорянскому поэту Анатолию Ветрову.
А к письму приложила две телеги: от якобы литератора Владислава Еремеева из Малаховки и артистки из Загорянки Тамары Селезневой.
Первый- банальное малаховское евно, нашпигованное извечным набором словесной дребедени, которую я время от времени читаю по своему адресу уже второй десяток лет. Ничего в умах моих оппонентов, сделанных на одну колодку, не меняется: « пасквильная статейка», «поливать грязью», «плюнуть своей ядовитой слюной»… Поэтому о Еремееве, свалившемся на меня с малаховского безлюдья, говорить не хочу.И уж тем более публиковать его штемпеля готовых фраз.
Другое дело- Селезнева. Ей, артистке Московской филармонии, кажется, должно быть свойственно отличать настоящее от графоманского. Однако нет. И она-туда же: в сусек клишированной мертвечины. В ее письме , названном «Жил был поэт…», те же штампованные характеристики, сдобренные неприкрытым лганьем. Ну и дамочка нарисовалась на моем горизонте! Чтобы показать ее во всей неприкрытости, помещаю писанное ею в полном соответствии с оригиналом под отдельной рубрикой.
В-свин-голос.
Жил был поэт…
Жил был на земле Загорянской хороший поэт Анатолий Ветров. Три года назад он трагически покинул этот мир в возрасте 56 лет.
28 февраля этого 2016 года ему бы исполнилось 60 лет. Как никак- юбилей. Почему бы не помянуть по-христиански? Не сказать пару слов? Почему бы не откликнуться местной прессе?
Да, он не был ангелом, святым…Да, он пил… Но это далеко не единственное , что можно о нем сказать! Иначе когда бы он написал столько и так талантливо?..
Он был веселый, щедрый, обаятельный… И жил, как умел. Кроме того, он страстно , искренне, нежно любил свою жену-Луизу_ и был любим ею. И это обстоятельство никогда не толкнуло бы его под электричку добровольно, ибо давно известно, какая силища-любовь!
У Анатолия были далеко идущие планы. Будучи любящим и добрым, он никогда «ради славы» не причинил бы столько страданий и боли своей любимой, и глумиться над этим-подло.
Но главный редактор штатной газетенки г-н Вельможин так не считает… Он отоспался на Ветрове!
И псевдоним-то-Ветров- «пошлый», и кончина-то его –«вульгарная» и стихи-то его-«рифмованный сквозняк», а администрация у него настолько глупа, что «немеет» ( кстати, спасибо этой администрации за помощь в организации праздников-фестивалей на реке).
Поэт кому-то нравится, кому-то не очень…
Признаюсь, я не могу себя отнести к горячим его поклонникам: многое мне нравится, что-то не очень… Но, когда я прочитала этот злобный пасквиль, меня физически затошнило. Ну негоже так низко опускаться профессиональному журналисту! Подло.
Здесь налицо медицинский диагноз: переизбыток желчи( но обратись к врачу- тебе ее откачают, есть такая услуга).
А уж вдову-то как утешил: « Современная Мерчуткина, его вдова Луиза, описанная покойным от верха до низа…»-верх цинизма!
Я- артистка Московской Государственной Академической Филармонии, заслуженная артистка Российской Федерации ( у Вельможина - «одна из всяких безразборных», «пример сорнячного засилья в культуре»), и я читаю на этих праздниках те стихи Ветрова, которые мне нравятся, а их немало.
И чем же вам, злобный г-н Вельможин, так ненавистны праздники на берегу реки? Кому от них плохо? А народ, напротив, полюбил эти праздники! В чем же дело?
Причина такой злобы примитивна и проста: еще при жизни поэта Вельможин предлагал Анатолию печатать его стихи с условием своего монопольного права на них. Поэт отказался от предложенного рабства. Ах так? Вот и получай, фашист, гранату!
Легко быть смелым и хлестким-покойник ведь не сможет ответить, жену защитить. А поэтому и можно быть разнузданным: «Ату его! Ату!!!»
Хорошо отметил юбилей умершего!
А лично я в третий раз, г-н Вельможин, называю ваше поведение подлым!
Тамара Селезнева, заслуженная артистка Российской Федерации. Загорянка
Теперь , собственно, по письму Селезневой. В нем что ни предложение, то передержка или раздраженное бессилье.
«Почему бы не помянуть «Ветрова-В.В.) по-христиански?» - спрашивает она.
Да потому что он самоубийца, окончивший свои дни в бесовском погружении. Я лично получил от него поэму «Зазеркалье», привел его терзанья в логический ряд и опубликовал. Его одолевали бесы. И он в этом признавался, не умея и не желая противостоять им. И кончину имел постыдную: бросился под электричку, чтобы оправдать свои же стишата , в которых неумно примеривался к судьбе Высоцкого. Вот они:
Жизнь моя летит как пуля.
Да, к закату, в ад июля-
Где, как Вовка, на ветру
Я умру.
И двадцать пятого июля, в день смерти Вовки Высоцкого, шагнул с платформы «Лось» под электричку.
«Да, он пил, - пишет Селезнева.- Но это далеко не единственное , что можно о нем сказать! Иначе, когда бы он написал столько и так талантливо?»
То, что Ветров пил, - это действительно не единственное в нем, но это главное. Он водкой сгубил жизнь и то небольшое дарование, которое было у него. Ничего столько и так талантливо он не создал. Я отбирал из его наследия лучшее: взял два десятка стихотворений общенакатанной тематики- больше ничего нет, все прах, тлен, говоря по-мальчишески, фигня. И нечего Ветрова надувать. Повторяю; большинство из написанного им-рифмованный сквозняк.
Но если это не так, если я ошибаюсь, то дайте же ветровских текстов, не опубликованных мною, из которых виден его действительно серьезный литературный уровень. Нет этих текстов. А то, что приводила газета «Время» во главе с Гурием Хомичковым или решетниковское бестолковье «Загоринский вестник», - вне критических оценок.
«Он был веселый, щедрый, обаятельный…»- пишет Селезнева о Ветрове и врет.
Не был он веселым. Он был вечно угрюмым, подверженным всплескам гнева. И щедрым Ветров быть не мог. Он пропивал, что ни попадя и пропил все. Луизины вещички принялся сбывать за водку. Она закрывала его на ключ в доме с решетками и держала взаперти, как пса, чтобы последнее не пропил. Этот обаятельный имел стойкий запах немытого тела, смешанный с застарелым табачищем и невыветривающимся перегаром дешёвой водки. Чистоплюйка Селезнева пишет о Ветрове небылицу. Она не знала его жизни. А знала бы-заткнула свой сиропный фонтан. Я же часами говорил с ним, выслушивал его хмельное бормотанье; и открывалось в нем одно: поэтическое тщеславье, которое он побороть не мог. Он мучительно завидовал славе Есенина, Рубцова и Высоцкого. И, не имея первородного таланта первых двух ( о Высоцком не говорю: его поэтический дар нейдет с ними ни в какое сравнение), Ветров страшно некрасиво скончал свои вечно пьяные дни.
«У Анатолия были далеко идущие планы», - пишет Селезнева.
Да, это так: он хотел, повторяю, славы. При жизни получить ее не мог, понадеялся ухватить после смерти и позорно смалодушничал , шагнув под поезд. То , что мелкоглазая Селезнева пытается сказать о жизни, в применении к Ветрову есть разговор о смерти.
«Будучи любящим и добрым,- продолжает артистка,- он никогда бы ради славы не причинил бы столько страданий и боли своей любимой, и глумиться над этим подло!»
Не был он и добрым. Злоба терзала его; приступы ее наблюдаемые мною не раз, были невыносимы. А когда – именно ради славы!- он шагнул под электричку, то о Луизе своей он не думал. Он кончину свою решил задолго. И держал втайне, жестоко ошибаясь, что она принесет ему вожделенную славу.
Я не глумлюсь над его памятью, как утверждает экзальтированная Селезнева, - я дело говорю: то, что заложено в традиции русского народа, и то. Что мудрецы завещали (например, лев Толстой): о мертвых- правду. В наученье живым.
Кто-то возразит: нет, о мёртвых либо хорошо, либо ничего. Так в это в день похорон да за поминальным столом. А в остальное время- правду. Иначе вместо горького пропойцы Ветрова те, кто бражничает на его костях ( Ветровский фестиваль проходит в день его гибели), пляшет в обнимку с вдовой, песнюшки выпевает, слова их меда и патоки наверчивает, - сварганят загорянский леденец и предложат следующим поколениям обсасывать его. Что, впрочем, уже и делает ряд загорян во главе с учительницей начальных классов Суминовой, которая, кажется, забыла даже «Идет бычок, качается..».
И вот и штемпелек от Селезневой: «Редактор заштатной газетенки г-н Вельможин».
О, это словно бы старая швабра заговорила! А у меня другого масштаба, кроме газеты «Впрямь» ( это приблизительно 90 тысяч читателей), нет. В нем живу и тем доволен. Но, полагаю, будет справедливым отдать писучей оторве Селезневой по силе ее оценок и назвать ее заштатной актрисулькой из Загорянки. А дабы подтвердить это, замечу, что на ее 70-летие в Загорянский дом культуры на улице лазо пришло 13 зрителей. Ей бы язык-то прикоротить, а они вместо того ударяется в физиологию. «меня физически затошнило». Поблюй, артисточка, поблюй, болезненная! Винище хлещет, поди. А т с чего бы такая реакция!
И, войдя в раж, в растравленном подличанье Селезнева продолжает: «Здесь налицо медицинский диагноз: переизбыток желчи( но обратись к врачу- тебе ее откачают, есть такая услуга)».
Итак, мы перешли мадамой на «ты»: она- мне, я –ей.
Нет у меня в разговоре о Ветрове никакой желчи-только печаль. Моих сил не достало, чтобы выдернуть его из водочного омута.
Но каково вдова Луиза! Как притечет в какой кабинет, -что те клещ впиявится в его обитателя и выбьет просимое. Она, безусловно, современный тип Мерчуткиной, легко узнаваемый и удушающий.
А то, что слова «Луиза описана Ветровым от верха и до низа» Селезнева по незнанию приписала мне и сказала, что верх цинизма и подло, так я их взял их регулярной телепередачи «Ветровские чтения» Первого щелковского канала, которую вел приторный и бездумный Актер Актерыч Голенских. Их, эти слова, сочинил некий комический персонаж его передачи по фамилии Топтыгин. Голенских распотешил меня своим гостем. Ну и про Луизу цитата к месту пришлась. Так что, мадама Селезнева, цензуровано: из тазика «Ветровских чтений» черпнуто- умойтесь и замолчьте.
Нынче Луизы говорит:
«Вельможину привет не передаю. Может, кто набьёт ему морду».
Добрая она, Луиза-то. Опошлила весь литературный мир Щелковья, понабрала какой-то страннючий сбор болтуний ( одна из агрессивный болтуний Селезнева чего стоит!) и , опираясь на него, надувает лягушку в волу. И пусть бы дула себе на укрепленье лёгких, так ведь вредит культурному пространству. Вот уже там, на Кльязме, завклубом Елена Миронова фотографируется. Кажется , Юрий Радионов мелькнул, прочие… И создается впечатление, что они, живя в безможии, узовут за собой немало юных. Я им пытаюсь поставить заслон.
Не нужен Ветрову фестиваль! Ему нужна молитва.
Он был поэт и безнадёжный забулдыга, потерявший человечье в себе, сменивший все на водку и порочное желанье славы. Короткий помин «Господи, помилуй его!»- во сто крат, в тысячу важнее Луизиной фестивальной суетни.
Селезнева с азартом макаки свистулит, что причина моей якобы злости к Ветрову « примитивна и проста: еще при жизни поэта г-н Вельможин предлагал Анатолию печатать его стихи с условием своего монопольного права на них. Поэт отказался от рабства. Ах, так?! Вот и получай, фашист, гранату!»
Селезнева попросту глупа. А глупость, помноженная на вздорность, дает адскую смесь. Я ее и получил в виде письма из двухпудовых свинцовых слов. С начинкой актриса-то. Поддержав вульгарный волдырь на теле щелковской культуры-Луизу-бульдозера, томно тяготея к сладкой лжи, наговорив замусленной всеми ерунды, Селезнева во всех местах смешна самой себе в ущерб, потому что внутри ее оказалась бездарная душа наступательно гаркальной бабенки.
Опять двадцать пятого июля соберутся они на клязьминском берегу с краснолицей Луизой. Поэтесса загнусит свои стихи. Выйдет чтица с безглазыми, как два пупка, глазами и зададут мажорный юбилейный тон.
Я вижу их всех, а вместе с ними тьму, добычей которой стал ветров. О таком же видении написал в свое время Саша Черный:
На лире лопнули струны со звоном!..
Дрожит фальшивый , писклявый аккорд…
С мяуканьем, с визгом, рычаньем и стоном
Несутся кошмаром тысячи морд:
Наглость и ханжество, блуд, лицемерье,
Ненависть, хамство, жадность и лесть
Несутся, слюнявят кровавые перья
И чертях по воздуху: Правда и Честь!
